Я сажусь на кровати и включаю ночник. Ручка есть, но нет бумаги, и я пишу прямо на стене «Я хочу, чтобы на меня лег парень, хочу почувствовать тяжесть его тела». Потом ложусь и смотрю в небо. Оно странного цвета-угольно-красного, словно день истекает кровью.
Пахнет сосисками. По субботам всегда сосиски. А к ним пюре и капуста с луковой подливкой. Потом папа возьмет лотерейный билет, брат выберет числа, они с отцом усядутся перед телевизор с подносами на коленях и поужинают. Потом брат сходит в ванную и ляжет спать, а папа перед сном будет допоздна курить и пить пиво.
Сегодня он уже заходил ко мне. Подошел к окну и раздернул занавески. «Смотри!» — сказал он, когда в комнату хлынул свет. Был день, и было небо, и в нем плыли верхушки деревьев. Его силуэт вырисовывался на фоне окна; папа стоял подбоченившись — этакий Могучий Вождь.
— Чем я могу тебе помочь, если ты все время молчишь? — проговорил он, подошел и присел на край кровати. Я затаила дыхание. Если долго не дышать, в глазах начинает рябить. Папа погладил меня по голове, нежно массируя пальцами кожу.
— Дыши, дочка, — прошептал он.
Вместо этого я схватила с тумбочки шапку и натянула на глаза. Тогда он ушел.
Сейчас он внизу, жарит сосиски. Я слышу, как шипит жир, как булькает в кастрюле подливка. Не знаю, действительно ли все это слышно сверху, но меня уже ничем не удивишь. Я слышу, как брат расстегивает куртку (он ходил в магазин за горчицей). Десять минут назад ему дали денег и велели не разговаривать с незнакомцами. Пока его не было, папа курил на заднем крыльце. Я слышала шорох листьев, падающих на траву у его ног. Наступает осень.
— Повесь куртку и сходи спроси, не нужно ли чего сестре, — говорит папа. — У нас есть черника. Вдруг она захочет.
Брат в кроссовках; когда он прыжками поднимается по лестнице и входит в мою комнату, в его подошвах хлюпает воздух. Я делаю вид, будто сплю, но брата это не смущает. Он наклоняется ко мне и спрашивает:
— Даже если ты со мной никогда больше не будешь разговаривать, мне плевать.
Я раскрываюсь и вижу два его глаза.
— Я так и знал, что ты притворяешься, — ухмыляется брат.
— Папа спрашивает, не хочешь ли ты черники.
— Нет.
— Что ему сказать?
— Скажи, что я хочу слоненка.
Брат смеется.
— Мне будет тебя не хватать, — признается он и уходит, оставив меня лежать на сквозняке с открытой дверью.
Комментариев нет:
Отправить комментарий